Рыболовные статьи и истории

Легкая дымка окутала Двину. Природа не проснулась, лишь потягивалась чуток, может пробуждалась. Ни ветринки. В серой предутренней ночи очертания лагун, островов, торчащих щётками цепких ив, вывороченных штормом корней кажутся малореальными.

Влажный легкий воздух втягивается восторженной грудью, проникает внутрь, успокаивает зарвавшийся кашель, пыль городов, эмоции будней. Аромат рыбалки, шум тихо плещущей воды иль ноздреватого подтаявшего льда. Что притягивает легкие, что так вселяется внутро, что вдохнув, успокаиваешься, словно переселяешься на другую планету. Будто прорываешься сквозь пелену разделяющую миры. Она смыкается занавесью сзади и то далекое: дом, авто, суета, становится в облаке нереальности. Нереальные же берега моим домом.
Под ногами шуршит ель прихватившийся наст. Забираю под берегом. Лед до того посерел, что чувство самосохранения пищит маячком, где то в голове, помогая безошибочно ставить ноги, перешагивать черные пятна воды, трещины. Весна, скоро россыпятся в мелкую шугу льдины и с шелестом, шурша и покачиваясь на мощных порывах течения, поплывут в Белое море.
Последние рыбалки, как притягательны и аватюрны они. То снег, то дождь, то солнце шпарит, как на юге, отражая свою мощь от обилия воды, и повторным шквалом обрушиваясь на без того задубевшую кожу рыбака. Постоянно со смехом отвечаю на вопрос, где был. Конечно на Канарах. Где ещё загоришь так.
И невдомёк горожанину, что насквозь почерневшее лицо и загорелые кисти принадлежат обычному сидельцу с удой. Что до Канар всего три остановки на автобусе.
Тропа отделяется от берега и змейкой бежит в сторону русла. Рассматриваю следы. Они о многом могут рассказать опытному глазу. Слева подвернул рыбак, основная тропка распалась веером. Место лова определено. Теперь присматриваюсь. Где вчера была основная точка атаки. С какого места снялись последние вечерние рыбаки, ждущие до конца счастливой минуты. Путаюсь просчитать заодно позавчерашние лунки. Там где-то и я, когда-то отличился.
Скидываю кузов с плеча. Здесь. Четыре лунки в метре друг от друга, будто игральный кубик, расположены четким квадратом. По окружности расходятся спирали лунок. Приглядываюсь, понятно. Здесь было вчерашнее извержение вулкана, здесь встретили рыбаки атаку окуневой стаи и потом по кругу искали, куда она могла отойти, излившись могучей лавой. И постоянно возвращались обратно к жерлу. К точке атаки, привлекательной для рыбаков и рыбы. Места явно не мои лунки, и всё же остаюсь здесь. Если вчера вечером окунь стоял, знать с утра точно покажет.
Разматываю уду. Мой проверенный в деле балансир, кажется старым другом. И еще недавно причудливые формы Миноги уж самые обыденные, принятые мной до последнего изгиба и наполнены верой в улов.
Бывает так, просто веришь в блесну, балансир, наживку, уду. И эта уверенность наполняет все вокруг, придает спокойствие каждому движению. Возможно - это напоминает охотника, ставящего капкан на звериной торной тропе. Будет. Сто процентно будет. Иногда такое чувство вызывает лень и безразличие к происходящему. Бывало по лову сига. Когда опущенная прикормка гарантировала улов полусотни розовым рассветом отливающих рыбок. И терялось какое-то таинство действия, единство с природой. И будто по мановению палочки в следующий сезон сиг перестал реагировать на прикормку. И вновь поиск и уж та усталость от лова и глупого клева, кажется романтикой. И вновь ищешь и вновь ошибаешься, и вдруг находишь. И снова уверенность. Она еще свежая новая и только появилась. И от этого расправляются крылья, и хочется подтверждать свои успехи здесь и сейчас.
Балансир доходит до дна. Взмывает вверх. Замедляет бег, движется к точке, прекращает бег и медленно выравнивается средь струй упругого течения.
Атака. Сердце вздрагивает. Кивок резко кренится вниз. Удар столь неожиданный, что кажется нереальным. Как в первой лунке. После первой остановки балансира, и атака. Атака, которую порой ждешь часами, днями, о которой мечтаешь неделя. Миг, молния, и сколь в сей всплеск вмещается. Время останавливается, иль нет, оно движется, движется в густом, густом киселе. И рука медленно начинает взлёт. Вначале локоть, за ним кисть. И подсечка хлёсткая, как удар кнута, со стороны смотрится, будто танец балерины с вьющейся лентой. Тайцзи или цуань, не важно, именно в гимнастике постиг, что любое прикосновение, движение, шаг, даже глоток обжигающего чая есть великолепный танец. Где каждое движение оточено, продумано и наполнено особым смыслом, красотой и ясность действа. И в них нет ничего лишнего, и от простоты и наполненности смыслом, они есть счастье, которое и является жизнью. Счастлив, значит, живешь. Живешь, сливаясь с частями мира, природы, удой, лесой, приманкой и рыбой, воздухом, серостью просыпающегося утра, мглистого неба. Может я и есть мир, мир - я. Такие моменты нельзя остановить, как не остановить ветерок, не поймать луч солнца, иль журчание ручья. Лишь жестокая память может их подсунуть потом. И ткнуть носом, мол, помнишь, как было. И сердце остановится, и ум замрет от осознания прошедшего счастья, чуть затоскует душа, просыпаясь в прошлом и умирая в настоящем. Гоню, гоню их от себя. И вот уж вновь живу и…
Линия руки выпрямляется, сила упорствующей рыбы уж передалась через захватистую ладонь на кисть, локоть, плечо, и, поразив восторгом, наполнило сердца. Вторая рука прихватывает стремительно со стороны и очень медленно от меня лесу, ведёт рыбину вверх. И вокруг мир начинается светиться и сиять, будто солнце золотит мир. И сам становлюсь маленьким солнцем, что наполняет окружающий мир счастьем. Хлыстик ныряет под лесу и тянет рыбину выше, усердно амортизируя тугие порывы.
Что-то крупное. Хорошее. Зачетное. Трофейное. Достойное. Вода плещет в лунке через край, будто наклоненный стакан. Мелькает пасть огромного окуня. Легко вываливаю на бок, на лёд.

Всё, атас. Я сделал это. Он мой. Руки слега подрагивают от эмоций, толчки пульсирующей крови, постепенно затухают. Время успокаивается в знакомых границах. Глажу красавца.
Серость просыпающегося утра. Вдали поблескивают огни поселка. Величественная опора ЛЭП застыла, как страж летних морских дорог.

Неужель так рано может клевать? Верю и не верю. До зари столь времени. Рыба же рядом. Можно руку протянуть и потрогать.

Шершавая. Лежит и поглядывает на меня огромным круглым глазом. Чуть вздыхает и переворачивается на другой бок.
Первый трофей впечатляет и радует. Минога - настоящий балансир.

Ловлю минут пятнадцать двадцать. Пробую по углам четырехугольника. Тишина. Подхватив лесу и балансир бегу по лукам. Ищу свою старую найденную ямку. Ага, угадываю по едва заметным приметам, упавшей веточке и раскиданным водрослям. Запукаю снасть.
Дно, Начинаю играть с метр от дна. Останавливаю считаю, подбрасываю на пару четвертей, останавливаю почти незаметно ниже. И так уровень за уровнем, срез глубины за срезом. Долгий метр. Спуск кажется бесконечным. И почти касаясь дна, балансир вздрагивает, натолкнувшись на препятствие. Рву уду вверх, взревели реактивные турбины взмывающего истребителя, воздух рассекает молния-рука-крыло, подсечка. Веду. Веду окуша. Миг, еще и он, разметав искры брызги танцует на льду.

Наша взяла.

Любусь.

Поменьше первого и все же второй.

Сам утром сказал, коли три поймаю, рыбалка удалась. Утро ступило в права и у меня уже два крепких горбача.
Пробую в лунке, слева и справа. Странно, к коряжке больше никто за ночь не подплыл. Неисповедимые окуневые тропы. Кажется, ямка и коряжка в ней постоянно должны привлекать рыбу. На поверку выходит не так. Сегодня есть завтра и послезавтра и еще долго может никого не быть. И когда вновь в засаду встанет хищник только рыба и знает.
Возвращаюсь обратно. И вновь поклёвка в найденном магическом четырехугольнике.

Окунь появляется из неоткуда.

Уж появляются первые рыбаки.

Постепенно располагаются по кругу. Приближаются и удаляются от меня. Мои лунки будто магнит. Балансир – волшебная палочка,

что превращает пустоту подводного мира в крупных горбатых окуней.

Удар. Не ожидал. Уда замерла на месте, хлыстик согнулся вопросительным знаком. Вначале показалось зацеп. Зацеп сдвинулся и заходил на уде. Подымаю выше и выше, перехватываю лесу меж пальцами левой руки. Откидаю удочку в сторону. Теперь как бы глажу лесу, поднимаю рыбину к поверхности. Её проворные порывы компенсирует тормозящее проскальзывание меж пальцев. Потянула, потянула вниз. Метра два выбрала на себя и без слабины возвращаю потерянные метры обратно. Летит, горной речкой сверкает захватывающий поединок. Будто камни и вода играют в извечную игру кто кого, и вода плещет, наскакивает, и камни упорствуют, не дрогнут. И даже им могучим придется уступить. Иль будто две команды тянут канат, и кто первый придёт к последней черте, кончится моя леса иль неведомая рыба зайдёт в лунку.
Чувствую, подается, соперник устаёт. Ближе и ближе лёд. Метается под сталью льда. Никак не удается завести нос в дырку. Немного усиливаю натяжение. Есть. В лунке. Показалась торпедовидная голова.
Щука!

Ух, под два кило. Иль больше.

Сильная рыбина прыгает на льду. Извивается, наматывая провисшую лесу. Ничего попрыгай, порезвись.

Я покурю, поотдохнут. Ну, дала мне перцу.

Радость и удовольствие от какого-то большого выполненного дела.

Завершенного и, на котором можно поставить точку.

Осознание, что рыбалка состоялась и улов превышает все мои даже самые радужные мечты.

Наливаю чаю.
Берега проваливаются в дымку. Может мы одни в мире. Тишина, никого, кроме горстки отчаянных рыбаков на бесконечной льдине. Туман обволакивает густой ватой.

Чай, горячий, ароматный, заваристый, паром щекочет ноздри, ароматом успокаивает, возвращает с неба на землю. Какое блаженство, сидя на ящике посереди огромной реки пить сей благонравный напиток, смотреть на чудных людей-рыбаков, юркого белого барбоса Мишку. Быть в мире.

Дальнейшая рыбалка напоминает йоговскую медитацию, где с отрешенной улыбкой просто махаю палочкой удой над луной, независимо от результата. Будто само сидение, помахивание и есть смысл рыбалки.

Окунь меж тем подходит и с закономерной периодичности атакует Миногу.

То настырно

То чуть подзатихая в клёве

То попадется поменьше руковички

То покрупнее

Вначале полагал, что рыбаки окружат меня до конца и, пробурив мне лунку прямо в ящике, закончат там рыбалку.

Видимо мой безмятежно улыбающийся вид, добродушность и неспешность, останавливают их в какой-то близости к черте, за которой стоит окуневая стая. Посидят, половят и потом со вздохом, отходят назад. Некоторые бегут к берегу в надежде ощутить желанный удар в уду.

Нас становится все меньше и меньше.

Остается трое и затем двое.

Тут и начинается обычная для рыбаков беседа по душам, где нет секретов и недомолвок. И когда рассказывают о рыбалке, то, как на исповеди, всё сильнее увлекаясь, окрыляясь и до конца, до самой капельки всего, что знаешь и пережил. И будто опустевает с замиранием и трепетом твоя полная чаша, будто поблескивает золотистым дном, и лишь одна малюсенькая капелька знаний, ждет новых капель, своих друзей, чтоб вновь заполнить пространство ума, обогатить, украсить, расцветить.
И вдруг у второго рыбака рыба начинает клевать. И он буквально за считанные минуты облавливает тебя. И это нормально. Ведь у тебя полна чаша и он своей верой в рыбалку, упорством и усидчивостью, умением расположить к себе новоявленного учителя и горящими глазами ученика-первоклашки заслуживает награды. И природа награждает по полной и по достоинству.
Я лишь присутствую в беге времени. Любуюсь начинающим учить учителя учеником. Да изредка на Миногу вытаскиваю окушков

уж менее любопытных к моим приманкам

Устало хлопающих жабрами

Лениво расправляющих плавники

и всё равно прекрасных

Около шести вечера заканчиваем рыбалку. Оба довольные и вместе идем к остановке. Рассуждая обо всех вещах на свете, словно знаем друг друга вечно.
Завтра будут новые удачи и находки, поражения и утраты, надежды и победы. Наверно в этом и состоит рыбалка. В этом и состоит жизнь.
По Двине плывёт ледоход

 Дома Сёмка показывает подружке папин улов

Папа горд и рад. И его красные щеки, еще синее краснеют от удовольствия и поздней усталости

Мой низкий поклон Миноге, которая вселила меня в веру в крупную рыбу, силу моей руки и щедрости красавицы Севера матушки Двины.
До встречи


АС весна 2012