«И мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал…»
Утром, как и договаривались, выехали с дома в девять. Большой круг по городу, супермаркет, закупка продовольствия на неделю, гараж, доски сходни для букса, «Следопыт». Сверху крутим полиэтилен на дождь и глину, и ауто к старту готов.
Как хорошо покидать вереницы каменных домов, ныряя в осень.
Редкие прогалы зелени окружены сплошь золотой листвой. Осинки уж багрянцем наливаются, краснея, как молодая девчина пред юнцом.
Солнышко то проглянет, то нет, то заискрится, заиграет листва, то потухнет, налившись сытными цветами осени. Так и настроение, то сонное, и дорога убаюкивает, то бодрое и светится радостью.
Разговоры текут и убегают в заоблачные выси. Человек к этому склонен, находясь здесь говорить о том, там не здесь. Может, и правда, лучшее видится на расстоянии.
Дорога вьётся, ложится лентой внедорожнику под колёса, за блестящим от утреннего дождичка асфальтом переходит к гравийной отсыпке, потом к песчаной, затем волнисто-бугристой. Будто кто взъерошил поверхность.
«Тра-та-та-та» - стучат колёса, «тра-та-та»,- отзывается подвеска. Вождеромка, Рембуево, Волчанка, Юра, вновь асфальт. Теперь до Луковецкой технологички. Шлагбаум, плата за дорогу и полетели по отсыпке вдоль двух бесконечных верениц плит. Сколько их на десяток километров, на сотню?
Останавливаемся на высоченной сопке на небольшой перекус.
За перевалом только кончился дождь
Вторая туча заходит на посадку. По машинам!
Долетели до Сотки. Семужья река высохла, практически не течёт. Сходили, глянули на карстовые разливы. Величина воронки впечатляет.
Оба озадачились, выжила ли рыба в столь жарком и сухом году. «Вот раньше на Сотке, - говаривали деды, закатывали глаза и выдыхали, - тридцать пять километров пешком болотами и рыбы!»
Пересекаем Вель, обычно тёмная вода, как слеза. Метаморфозы!
58 км, нам сворачивать на зимник, чуть не проскочили, разнотравье, поднявшиеся кусты и слабо накатанная колея маскируют отворотку.
Дожди, хоть и размочили глину, да джипику нипочём. Знай, наяривает вперёд.
Кто-то шагает на встречу. Дак эт Саныч несёт баул. Махает рукой. Мог бы и не махать, сами уже останавливаемся, здоровкаемся.
Краткая беседа, и, спрятав ягоды в кусты, Саныч рулит с нами обратно. На развилке Нырок-Сорожье, выгружаемся. Договариваемся, что встречаемся у изб. Саныч жарит щучек, мы к семи подходим. Сами ж пробиваемся на буксировщике насколь успеем новым путиком к избе в обход реки Кельды и Нырка.
Основная дорога до вырубов отличная, колея и несколько луж вполне проезжие.
Ягод на обочинах гроздьями
Бугорками, вообще отлично
Есть и крутые взгорки, забираемся без проблем
На вырубе тормозим, разведываем, как пробиться на просеку.
Столь поваленных и брошенных деревьев, пни. Жесть.
Каждый метр движемся с пропилом. Потом прикинули, скорость продвижения 100 метров в час .
Вначале цепь на пиле, растянувшись, слетает, потом рвётся.
Мы упорно рвёмся к краю лесозаготовки. Остаётся метров пятьдесят до начала просеки и крутой спуск, усеянный пнями.
Долго выбираем прямую для благополучного ската. Пилимся, раскидываем чурбаны. Готово, медленно, медленно начинаю спуск по косой. Букс валит. Михаил, только успевает удержать его за борт.
Наконец выскакиваем на просеку! Да не тут то было, мощный завал в сыринке. Кроме стволов под обхват, пни, ямы меж корней. Возимся без конца, силы на пределе. Трасса прочищена, стартую, метров сто и снова упираюсь в бревно.
Не, так нам до темноты не пробиться. Пытаюсь газануть и вырываться с просеки на болото, да смешно. Стволов столько, что езда напоминает больше прыжки с трамплина с приземлением в чапыжнике.
Уставшие и измотанные сдаёмся, да и обещанная к семи вечера Санычем жареная щука перевешивает часу весов в сторону бегства.
Быстренько накидываем в кузов продуктов, вскидываю на плечи и: «Адью «Следопытушка»! Тебе ждать нас до завтра, веди себя прилично, зверьё не пужай, сам отдыхай».
До болота метров триста, оно призрачно мерцает на излёте просеки.
Считаю: раз, два, пять, десять, семнадцать пропилов осталось. Любимое болотце, как лихо по тебе на собачке рассекать. На кромке ягоды изобилие, будто из ведра бордовую клюковку рассыпали. Михаил: «Никогда не любил ягоды собирать», - сказал, и в голосе проступает сомнение.
Тайга умеет одаривать, когда из добытчика с мощными клыками и клешнями, становишься жителем. Ягодка, как шарики, одна к другой. Запустишь руку в мох, меж пальцев катается, скользит в ладонь. Спешить то неча, никто нормы по добыче и предъяве дома не ставил. Парами, по три, то и пяток сразу. И горсть полна. И уж душа иль истинное моё нутро определяет, в рот ли отправить иль в корзинку с барабанной капелью отпустить. И ведь, когда ничто не тянет, собирательство в удовольствие переходит. Сидишь дома на диване иль в избушке на палатях, внутри тяга какая-то возникает. Потом руки меж пальцев шарики ощущают, их обалденный покат по коже, объём, тяжесть, ухо вдруг услышит ту капель. И тут мысль рождается, «иль ни съездить ли мне, иль не сходить за Удовольствием».
Сейчас вспомнилось, как ехали с Михаилом, рассуждали, что нас на Кельд тянет. И мне ж ощущение кайфа пришло. Будто я песок в вёдрах ношу и пляж у избушки на ручье отсыпаю. Смеялся, представлял, как ровным шагом спускаюсь по тропке с бугра. Руки пружинят с ведрами полными золотистого песка, через мост и вот уж сыплю песок на мысок, прижимая ивовые ветки ко мху и траве. Чувства, мечты, мысли, какие вы разные. Наверно здесь в истоках их возникновения и хранятся зёрна-всходы Добра и Зла. Эйфория от новых мыслей, посетивших меня, не от лукавого ли они?
Ноги, как крюки. Тащусь по болоту, думаю не дойду. Ступни плавно просаживаются вглубь при каждом шаге. Коли вначале мох, ковром лежал, то сейчас кочки сплошь бугрятся, и бредёшь будто по подпружиненному снегу. В конце болота с облегчением чалю на Большую Землю. Твердь.
Передаю кузов Мише терь дойду.
Если вначале попадалась подсохшая голубель, то под покровом елей брусника малинового цвета. Сорвёшь, закинешь в рот. Прижмёшь языком, сок брызнет кисло-сладкий, немного с горчинкой.
До избы чуток. Нарвались на кочку сине-ягодную, черничины, как горошины, усыпано.
Запустишь пальцы под куст, листья то уже облетели, поднимаешь на себя, как грабилкой. Полна пригоршня. В рот, и снова бруснички.
Сопка пошла уверенно на снижение, узкая болотина, мох белый полянами. Пришли.
Из трубы дымится тепло, весело мерцает угольками костёр.
Саныч рыбки начистил, готовится жарить.
- Чайник вам заварить иль будете пакетики кидать?
- Конечно, заваривай, - после извращения на городской воде здесь можно попробовать сказку.
Миша берёт на себя роль жарилы щучки. Меня ж покачивает, даже сидя на скамейке.
Кой-как заставляю себя поменять одёжу на сухую. Ставлю сырые сапоги на печь, развешиваю портянки, мокрую от пота рубаху.
Тепло, уютно, прикольно пахнут развешенные над печкой Зоей и Димой грибы. Выходить к костру не хочется.
Делаю усилие.
Заглядываю на веранду. Всё по родному и мило глазу
Урра! Первая партия рыбы готова, сидаем за стол, чарку за работников леса, чарку за приход. И застучали вилки, ложки, захрустел репчатый лучок.
Ничего скуснее не ел жареной рыбке на костре.
За разговорами летит время, Саныч сдается и решает остаться с нами до пятницы, забив на вынесенное к дороге ведро перебранной черники.
- Да, Саныч вино к Новому году настоится, нам литра три пришлёшь:)
Постепенно перебираемся в избушку. Саныч параллельно рассказывает, что с города четверо приезжало, все спинами и катушками обвешаны. Дак поехали с ним ставить сети аж в ночь. К отъезду по 7 кг рыбы на брата получилось. Ржём, не можем. Голодающие с города за 7-ю кг рыбы приехали за сто пятьдесят вёрст. Видать, у ребят с заработками совсем ниахти, раз в городе не хватает на рыбу. Саныч не понимает нашей уморы. Он то от озера и тайги живёт. Для него нормально, это жизнь таёжника. Нормально ли для горожанина, что с понедельника до пятницы вкалывающего на работе, с Северной природы куш тянуть. Для чего живём?
Погутарив ещё с полчаса, и с тем, что я любого уговорю, Саныч уходит к себе в избу с твёрдым намерением остаться и набрать пару пятков мешков клюквы. Мы ж вывезем, нам что.
Завтра встречаемся на болоте, мы пробиваться на буксе к избе, Саныч ягоду собирать, которой там не меряно, да чаёк кипятить.
Саныч плотно закрывает дверь в избе и растворяется в ночной тайге, через окошко ничего уж не видать.
Пора сворачиваться на боковую, то Миш так усердно посапывает в углу. Да и у меня уж глаза пощипыват. Искренне Ваш. 18 сентября.2011 года
… Ночь. Что-т не спится сегодня. На стенке в избушке тикают часы. Неугомонная муха тычется по стенам. Появились люди - появились мухи. Миш также спокойно посапывает в углу. Подтопил печку, дровы азартно протрещав, сейчас уж подзатихли, и лишь чиркают, подскыркивают. Да труба иногда выругается, перераспределив нагрев меж своими звеньями.
То дымовичок доволен теплу и сухому миру. Народные поверья, и как они правдивы.
Ель приоткрыл дверь. Свежая струя влажного воздуха защекотала ноздри. Валюсь-ка на нары, пора баюшки, то вишь проснулся в три утра. Як завтра пилкой то будишь махать.
Пока, присоединяюсь к Михаилу...